Танец по Станиславскому

Спектакль Ноймайера - о живом процессе развития балетного искусства, о столкновении экспериментальных идей и традиций, о конфликте модернизма и классики, о творческих импульсах людей искусства. Хореограф, театровед, знаток русской культуры, Ноймайер вложил в свою трактовку “Чайки” многослойные подтексты, связанные с Серебряным веком и началом футуризма: музыка Шостаковича, Чайковского, Скрябина, ударные Эвелин Гленни (для авангардиста Треплева), авторские ассоциации с балетными персонами того времени - Михаилом Фокиным, Джорджем Баланчиным, Анной Павловой, Матильдой Кшесинской, мотивы Казимира Малевича в сценографии и костюмах. Именно эту ноймайеровскую “Чайку”, реформаторски развернувшую труппу к актуальной современной хореографии, Музтеатр Станиславского и Немировича-Данченко решил возобновить к своему 100-летнему юбилею.

Джон Ноймайер интерпретировал чеховскую пьесу как универсальный текст об искусстве

В преддверии премьеры Джон Ноймайер, поставивший также на этой сцене балет “Татьяна” по “Евгению Онегину”, а в Большом театре - “Анну Каренину”, прокомментировал в Музыкальной гостиной театра собственную версию “Чайки”.

О русской теме

Не могу сказать, что у меня было какое-то особенное намерение концентрироваться на русской литературе. Но это факт, что великих русских писателей очень много, и я их не придумал. Я смог почувствовать в их произведениях то, что для меня лично было важно, что тронуло меня. Литературные произведения я использую как источник вдохновения и не имею в виду, что должен перекладывать эти сюжеты, сцена за сценой, на язык танца. Я нахожу в произведении суть, то, что соотносится с моим внутренним миром. Именно поэтому мою работу нельзя расценивать как представление литературных произведений - это мои эмоции, мои ощущения от Толстого, Пушкина, Чехова.

О Станиславском

Имя Станиславского очень много значит для меня и для всех художников моего поколения. Его актерская система была революционной для искусства Америки, где метод Станиславского часто называют просто Метод. И то, что развивали потом последователи его системы, Ли Страсберг с командой, стало частью полного образования практически всех художников моего поколения. Я внимательно изучал актерский метод Станиславского: его подход к работе над ролью через реализм, поиск эмоциональной мотивации. Поэтому приглашение поставить балет “Чайка” в Театре Станиславского и Немировича-Данченко было для меня не только большой честью, но и ощущением, что я возвращаю собственную работу и интерпретацию метода Станиславского к его истокам. Уже в Гамбурге, создавая “Чайку”, я пытался научить своих танцовщиков иной манере, иной сути поведения на балетной сцене. Мне хотелось в этом балете показать глубокие, правдивые и чистые чувства.

О балетной "Чайке"

Я не предполагал, что буду следовать за пьесой Чехова и переносить в спектакль мир писателей и актеров. Я решил создать балет, который будет вдохновлен пьесой Чехова, но иметь собственную жизнь. Поэтому чеховский мир актеров и писателей я перенес в мир танцоров и хореографов. Кроме прочего, это стало для меня возможностью исследовать историю танца, какой она была во времена Чехова. Именно в тот момент в России происходила революция современного танца (в моем спектакле это хореография Кости Треплева), одновременно продолжал свое движение классический танец (его представляет в балете Аркадина). Мой собственный стиль передает нарратив. Также я включил в спектакль сцену, не написанную Чеховым: опыт Нины в Москве, где она участвует в ревю (форма танца, в то время уже существовавшая в Москве). Верю, что через эти четыре типа танцев я смог создать собственный мир “Чайки”, параллельный чеховским актерам и писателям.

О любви в искусстве

Базовой темой “Чайки” я считаю связь между чувством любви и искусством: насколько моя любовь определяет мое искусство и насколько мое искусство определяет мою любовь? Это основной вопрос для меня. Костя Треплев мечтает о новом искусстве, надеется и держится за эту надежду, но, возможно, ему просто не хватает силы реализовать свою мечту. Для Нины же важно понимание своего места в искусстве и места искусства в своей жизни. Она понимает, как важно идти за своей мечтой и реализовывать ее на том уровне, на котором она может. Аркадина у Чехова - известная актриса, но мы никогда не видим, как она играет, а только слышим, как она говорит о своих успехах и своем понимании искусства. Я ассоциирую Аркадину с танцовщицей того времени, возможно, с Анной Павловой. Анна Павлова - великая балерина, но когда смотришь фильмы о ней, кажется, что все ее движения немного преувеличены. Поэтому я сделал сцену спектакля с участием Аркадиной в этой преувеличенной манере, рефлексируя стиль балета XIX века. Еще одна моя идея заключается в том, что Тригорин - хореограф, в том числе спектакля, в котором участвует Аркадина. Он в моем представлении похож на Баланчина. Известно, что Баланчина очень вдохновляли красивые женщины, с которыми он работал: с красивыми руками, красивыми ногами. Ему очень нравился физический контакт с ними в процессе создания хореографии. И я увидел эту параллель с Баланчиным, создавая па-де-де Нины и Тригорина, когда Нина чувствует соблазнение, исходящее от старшего мужчины. Мне кажется, именно это происходило между Баланчиным и великими балеринами, с которыми он работал.

И все-таки мне кажется, важно, не то, что хореограф говорит о своем балете, а то, то, каждый увидит в нем для себя.

Кстати

Премьера возобновленного спектакля Джона Ноймайера “Чайка” в Музыкальном театре имени К.С. Станиславского и В.И.Немировича-Данченко состоится 22 и 23 ноября.

*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"